– Сердца у тебя нет!

– Вообще-то есть, но думать я предпочитаю головой, а не ливером. Ну вот что: пусть этот рейс платформы будет единственным!

– Иначе что? – крикнул Андрей. Он не был уверен в том, что для перевозки всех слабых и охромевших удастся уложиться и в пять рейсов.

– Иначе ищи себе другого зама по логистике. Вон Олсона возьми.

– И возьму! – Оба знали, что Олсон не справится, но Андрей подумал о Юлии. – Считай себя уволенным.

Эрвин круто развернул Вавилу, и тот пошел прочь.

…После седьмого и последнего рейса платформы злость Андрея мало-помалу улетучилась. Все шло как надо. Олсона он не назначил и с Юлией не поговорил – она и без того помогала как умела, а умела она неплохо. И разве имело значение то, что Лусия отпочковалась от Унии, а Юлия – офицер Интерпола Лиги? Лига и Уния – враги, но при чем тут Лусия?

Отдых! Пища, вода и сон – вот что отчаянно требовалось всем без исключения спасенным людям. Главное – сон. Вода была, сохранилась и толика пищи, но кто способен жевать, когда умирает от усталости?

Отдыхали остаток дня и всю ночь. А утром двинулись дальше, и к вечеру стены ущелья раздвинулись. Все. Дошли.

В лесах по горам вокруг долины обозначились проплешины – лесорубы заготавливали бревна. Их скатывали вниз. Работала лесопилка, стучали топорами плотники, и уже более сотни домов – не слишком больших и довольно неказистых, но все же домов – вытянулись в четыре нитки вдоль двух будущих улиц. Большое землетрясение – хоть Эрвин и уверял, что гипоцентр располагался глубоко под морским дном, – наделало дел, и здесь, и будь дома каменными, они бы развалились. Бревенчатые же строения большей частью устояли. Плотники умели соединять бревна в кривую лапу.

Андрей приказал старейшинам общин произвести перекличку и сложил результаты. Вышло, что удалось спасти пять тысяч девятьсот семьдесят семь человек обоего пола и всех возрастов. Почти шесть тысяч… Значит, погибло не меньше тысячи. Андрей лишь приблизительно знал, сколько их ушло в никуда по глупости, отказавшись эвакуироваться с побережья, сколько легло на пути к горам и, наконец, скольких настигла волна. Только сейчас нашлось время заняться подсчетами…

Одна женщина разрешилась от бремени здоровым ребенком, и эта новость моментально облетела всю долину. Первый! Пока что первый младенец, родившийся не у моря, а в горах, но лиха беда начало. Потомки забудут, как выглядит океан, следующее поколение сочтет своей малой родиной Южный кряж. Немного жаль, но что тут поделаешь. Да и не важно это! Важно, что оно вообще будет, следующее поколение людей на Лусии! Важно, что мы дошли, дотерпели, вынесли немыслимые лишения и победили!

На новорожденную девочку хотели взглянуть все. Фельдшер выставил дюжего медбрата, чтобы не пускал зевак, норовящих потревожить роженицу с ребенком. Потом, потом! После рабочего дня вынесем младенца на воздух и покажем всем – умиляйтесь на здоровье. Но руками не трогать!

Отощавшая скотина так и набросилась на сочные травы. Андрей высчитывал в уме, какую часть стада в ближайший год придется пустить под нож, как скоро восстановится поголовье при нормальной динамике приплода, – и мрачнел. Как ни крути, а без жесткого нормирования рационов не обойтись. На побережье здорово выручала морская рыба – а здесь? Можно выяснить, годная ли в пищу рыба водится в горных озерах, но это, конечно, не спасет. Это крохи… Охота! Инстинкт загнал в горы тьму-тьмущую степного зверья, а значит, мясо, в принципе, есть, бегает где-то неподалеку. Найти метких стрелков, раздать им пулевое оружие, привезенное Эрвином – умница он все-таки! – и со временем, вероятно, узаконить новую общину охотников и собирателей…

Голова работала, приказы отдавались, свободного времени не было совсем. Андрей еле-еле выкраивал несколько минут в день на бритье и умывание. А вот Эрвин начинал раздражать, причем не сам он, а его отсутствие. Хоть он и умница, а вернее, именно поэтому мог бы помочь, подсказать, направить. Но нет – устранился от всех дел, коих невпроворот, и отдыхает в наскоро сколоченной специально для него хибаре. Только и видишь умника, когда повара орут, что каша поспела, и зовут народ к котлам. Ребенку понятно: отлеживается старик, вымотался до предела, честно заслужил отдых и личную хибару, да что там, он заслужил вечную признательность народа Лусии… но сколько можно бездельничать? Третий день уже! Помогала Юлия, подменяя Олсона там, где надо было присмотреть за работой артелей и куда не поспевали ни Олсон, ни Андрей. От Юлии был толк. А от Вычислителя его больше не было.

На четвертый день Андрей сам зашел в хибару Эрвина.

– Валяешься? – осведомился он, разглядев в полутьме лежанку на земляном полу и старика поверх лежанки.

– Как видишь, – последовал холодный ответ.

– Обиделся? Простить и забыть не можешь?

– Спина побаливает, потому и лежу, – молвил Эрвин. – Не болела бы – все равно отдыхал бы. Уволенный имеет право. А на дураков не обижаются. Просто принимают к сведению.

– По-твоему, я дурак? – Андрей нашел в себе силы усмехнуться. Хотел сотворить усмешку ироническую, а получилась напряженная, вымученная.

– Ты дурак во власти, а это намного хуже, чем просто дурак, – со вздохом промолвил Эрвин. – Ты тоже не обижайся, это просто констатация. Ну зачем ты меня тогда послушал?

– Когда? – не понял и даже слегка растерялся Андрей.

– Когда я говорил тебе, что надо уходить с побережья. Не ушли бы – и все уже кончилось бы. Для всех. И не было бы напрасных мучений.

– Напрасных?!

– Именно напрасных, – легонько кивнул старик. – Имей в виду: сейчас мы в большей опасности, чем были на берегу океана.

– Почему??!

Андрей возопил, зато голос Эрвина был ровен. С такими интонациями не ведут спор, а доказывают перед туповатой аудиторией какую-нибудь простенькую теорему:

– Потому что ты не пожертвовал частью, чтобы спасти целое. Потому что ты не понимаешь: добрый пастырь время от времени просто обязан быть бесчувственным. Побудь добрым хоть сейчас, оставь меня в покое.

– В чем проблема? – заорал, не сдерживаясь, Андрей. – В истраченном топливе, что ли?

– Именно в нем.

– И тебе плевать на людей?

– Теперь умрет гораздо больше людей, чем могло бы.

– Да почему??!

– Потому что ты не добрый пастырь, – по-прежнему равнодушно заявил Эрвин. – Ты добренький.

Андрей ошалело заморгал. Ничего себе добренький… Кто вел людей по сухой степи к горам, не жался ни их, ни себя? Кто гнал их вверх по ущелью, когда каждому хотелось только одного – лечь и умереть? Старик окончательно спятил, ну его.

Он уже хотел повернуться и молча уйти, как вдруг, сам себе удивившись, выпалил:

– Ты отравил Тома Гатри? – и заметил, что в глазах старика вспыхнул огонек.

– Юлия тебя просветила? – спросил Эрвин после короткой паузы.

– Неважно.

– Ну конечно, Юлия… Ну так вот: да, я его отравил. Это было убийство, и прошу заметить: с заранее обдуманным намерением. Напыщенный дундук оказался глух к моим предостережениям. Но я честно попытался не довести дело до крайности!

– Ты тоже пил то вино, – напомнил Андрей.

– А! – Старик слабо махнул сухонькой ручкой. – Противоядие. Примитивная схема. Изобретать что-то более заковыристое у меня просто не было времени. Мне еще надо было убедить тебя, что пора всем уносить ноги с побережья. Вспомни: ты поверил мне не сразу.

– Между прочим, народ не поверил бы и мне, если бы не своевременный форшок…

– Очень своевременный.

– Ты только не ври, будто то землетрясение – твоя работа.

– Оно – нет. А вот инфразвук – моя. Примитивно, но действенно. Паника оказалась очень кстати.

Эрвин ухмылялся. «Почему он вдруг признался в убийстве?» – в замешательстве подумал Андрей, и ухмылка старика помогла ему понять почему. Никто, никакой менеджер и никакой диктатор не посмеет тронуть того, кого народ справедливо почитает как пророка и спасителя. С каждым прожитым в безопасности днем его авторитет будет только расти, в то время как временная диктаторская власть никем не избранного менеджера начнет мало-помалу съеживаться. Преступление? Убийство? Закон? Да кому это интересно, когда цель всех и каждого проста, как вдох: выжить! Никто не поверит в виновность Эрвина, хоть кричи на всю долину: «Убийца! Убийца!»