– Вот об этом я и хотел поговорить, – сказал Андрей. – Отчего он умер, как ты полагаешь?

– А какие симптомы?

Андрей рассказал. Рауль стал очень печален.

– Наверное, я виноват, – сокрушенно проговорил он. – Вино.

– Которое вы пили с ним?

– Оно. Лучшее вино Эдема, очень дорогое, на экспорт почти не идет… но я краем уха слыхал о случаях аллергии – исключительно у жителей других планет. – Рауль вздохнул. – Чему и дивиться: человечество ведь давно не едино, на каждой планете мало-помалу формируется своя раса. Сибарит на Эдеме причмокнет, облизнется, захочет повторить, и никакого ему вреда, а кто-нибудь другой на противоположном краю Галактики выпьет всего рюмку – и пузыри у него по всей роже, а то и чего похуже.

– Ты тоже пил это вино? – спросил Андрей.

– Я его и на Эдеме пил. Похоже, я не подвержен. Говорю же: моя вина.

Привез бутылочку, чтобы распить со старым приятелем…

– Что не так с вином?

– Оно содержит малую добавку эдемских фруктов и ягод. Выдерживалось в бочках из местной древесины, это тоже может влиять. Да ты на этикетке прочти, там все написано на стандартном интерлинге…

Хорошо бы на этом можно было закрыть дело, подумал Андрей. Несчастный случай, и никаких лишних неприятностей. Если экспертиза не укажет на отравление – тотчас и закрою. А эта Юлия – пусть пишет. Может, растеряет немного спеси…

– А почему ты вернулся на грузовике? – сменил он тему.

– Потому что продал яхту, – охотно ответил Рауль.

– И дом с участком на Эдеме?

– И дом с участком, и еще кое-что кое-где.

– Зачем?

Рауль всплеснул сухонькими руками.

– Странно слышать, ей-ей. Решил полностью связать себя с Лусией, а ты не рад? Наследников у меня нет, а лусиане в этом качестве ничуть не хуже других. Купил и привез кое-что полезное, да тебе уже, наверное, доложили…

Доложили, это точно. И удивили.

– Ты что же это, помирать собрался?

– А куда я денусь? Хотя вообще-то не тороплюсь.

– Ладно, не торопись, – добродушно усмехнулся Андрей. – Тут у меня к тебе еще два-три вопроса… учти, это официально.

– Выходит, у меня ответов больше, чем у тебя вопросов, – улыбнулся в ответ Рауль. – Но спрашивай.

– По-настоящему тебя зовут Эрвин Канн?

– Так меня звали когда-то, – не стал отпираться Рауль.

– Тебе известно, что власти Лиги обвиняют тебя в мятеже, убийстве, похищении людей и еще черт знает в чем?

– Вот ведь настырные… – Старик сложил руки на тощем животе и выглядел совершенно безмятежно. – Сколько лет прошло, а они все никак не могут поверить, что я помер.

– Обвинения справедливы? – настаивал Андрей.

– С чьей точки зрения? С их – пожалуй, да. А ты слетай в Астероидную систему, спроси там. Шла война за независимость, кто победил, тот и прав. Вот военных преступлений я не совершал… – Он помедлил, будто припоминая что-то очень давнее, и добавил: – Кажется.

Удивительно – и не подумал отпираться… Ладно, подумал Андрей, разберемся. Преступник он или герой, которому где-то там ставят памятник, это действительно зависит от точки зрения и особенностей юриспруденции в разных мирах. Здесь он до сих пор был чист перед законом, улик нет, задерживать нет оснований. А вот с Юлией Новак разговор не окончен… И, скорее из дотошности, чем по необходимости, Андрей спросил:

– О чем вы разговаривали с Томом под выпивку?

* * *

– Вот такие дела невеселые, – закончил рассказ Рауль. – И учти, ночное землетрясеньице – это так, легкая щекотка. Просто еще один форшок.

– Будет хуже? – насторожился Андрей.

– И намного. С трудом мы еще вынесли бы жару – посевы не вынесут. А мы не переживем одного или нескольких сильнейших землетрясений и цунами. Надо спешно переселяться на Южный кряж, нельзя терять времени. Вот эту мысль я и пытался донести до бедняги Тома.

– А он что?

– Обещал подумать. Бывают обстоятельства, когда за такие обещания надо расстреливать. Мыслитель!

Рауль стянул губы в ниточку. Сердится старикан, подумал Андрей. Разумную осторожность администратора приравнял к преступлению. А кто доказал, что он прав? По чести говоря, прав он только в том, что геофизическую обсерваторию мы у себя так и не завели, стало быть, прогнозы на основании расчетов невозможны. Но останки несуразников и прочих морских чудищ с тысячелетней датировкой в предгорьях Южного кряжа – все-таки аргумент…

– А что там твои ученые нашли в слоях с датировкой в две тысячи лет? – спросил он.

– Они не мои и не твои, – фыркнул Рауль. – Они просто ученые. Ничего не нашли.

– Вот видишь!..

– Я-то вижу, а ты нет! – вспыхнул старик. – Да, в позапрошлый визит Кровавого Глаза землетрясения на Лусии не были чересчур катастрофическими, волна не дошла до кряжа. Но в слоях с возрастом, грубо говоря, в три и четыре тысячи лет останки морской фауны были найдены. И я очень не хочу, чтобы будущая экспедиция обнаружила в раскопе наши останки!

Андрей забарабанил пальцами по столу. Опасность, о которой бубнил Рауль Амбрус, он же, как выяснилось, Эрвин Канн, мало-помалу переставала быть фантастической. И все же оставалась довольно абстрактной. «Ну почему мне? – только и подумалось. – Нашел Том время помереть!»

– Значит, цунами может смыть нас в ближайшее время? – на всякий случай переспросил он.

– В любой момент, – преспокойно подтвердил Рауль-Эрвин. – Промедление не просто смерти подобно – оно и означает смерть.

– Если я правильно понял тебя, мы не сможем вернуться на побережье и после того как землетрясения прекратятся?

– Скорее всего. Я не в силах рассчитать все изменения климата, это чересчур сложная задача, но могу гарантировать: скоро здесь станет очень жарко.

– И поэтому ты предлагаешь уходить на юг? – хмыкнул Андрей.

– В горах прохладнее. Будь добр, не притворяйся дурнем. Там есть долины для наших посевов, есть горные луга для пастбищ – с голоду не помрем!

У него на все был ответ. Андрей прекрасно знал о планах освоения Южного кряжа, до которых уже полвека не доходили руки. Наброски точно где-то лежат, можно найти и сдуть с них пыль. А только незачем: планомерное освоение и спешная эвакуация – не одно и то же.

Срочно вывести семь тысяч человек с побережья, перебросить их за пятьсот километров на Южный кряж, не имея сколько-нибудь развитой транспортной системы, – ничего себе задачка!.. Скот, пожалуй, можно спасти, а посевы? Сбор урожая должен начаться лишь через месяц. Псу под хвост? А какая-никакая промышленность и все то, что называется инфраструктурой, – их тоже бросить? И начинать на новом месте с нуля? А как насчет пионеров, этих неугомонных индивидуалистов, освобожденных от налогов взамен на освоение новых участков побережья? Известить их – и пусть выбираются оттуда, как хотят?..

– Я вижу, ты не уверен, – молвил старик.

– Не то слово, – признался Андрей.

– Ну так я подброшу тебе еще одну новость. Сегодня с рассветом я облетел на моем флаере окрестности. Стада всех без исключения диких животных уходят вглубь материка, за ними тянутся хищники и прочее зверье. Только наш скот пасется как ни в чем не бывало. У завезенных человеком пород еще нет инстинкта выживания на Лусии. У людей тоже…

Он говорил о страшном совершенно спокойно – сухонький, аккуратный, смахивающий на школьного учителя. Очень хотелось счесть его шарлатаном или умалишенным, покойный Том, наверное, так и сделал, но Том не был полицейским с опытом Андрея и мог спутать убежденность с враньем, а слишком глубокий для лусианина ум – с шизоидностью на грани шизофрении. Андрей не мог.

– Ты ведь не думаешь, что я свихнулся? – спросил Рауль, не дождавшись ответной реплики. – Конечно не думаешь. Хочешь проверить мои наблюдения – я и мой флаер к твоим услугам, он двухместный…

Андрей помотал головой. Он верил.

И не знал, что делать.

Приказать готовиться к спешной эвакуации – невозможно. Лусиане в целом добропорядочны, но независимы и терпят лишь такую власть, какую выберут сами. Им не прикажешь. Потребовать диктаторских полномочий сроком, скажем, на тридцать дней? Не дадут. Он даже не избран менеджером, а после такого требования и не станет им. Электорат охотно припомнит начальнику полиции служебные промахи (а у кого их нет?) и бабку-иммигрантку. На четверть чужой, нездешний!